Сгорал её костер

Она сказала:

“Скоро я умру...”

И врач не стал

держать ее

в палате...

В квартире - моль

летала по ковру

и тапочки стояли

у кровати.

К себе - на Серпуховку -

возвратясь,

сама (!) едва дошлепала

от “скорой”.

Со всем родным

улавливала связь:

со стулом,

“Хельгой”,

плюшевою шторой...

Гардина потемнела на окне.

Не постирать хозяюшке

гардины...

Горда была!

Девчонкой на войне

какие пересилила годины!

Когда Москва

была на волоске, -

ушла на фронт,

не в теплую сторонку.

Терялся полк

в простреленном леске.

И на нее прислали

похоронку.

Ровесников оставив

на войне,

она - жива! -

явилась

синеокой

красавицей,

запомнившейся мне!

Любила нас,

оставшись одинокой...

Работала на фабрике конфет.

А вот судьба была ее

не сладкой...

Ни слез - при людях -

и ни жалоб нет,

все горести -

в подушечку,

украдкой.

Всегда была,

казалось,

весела,

как ни были ее минуты

тяжки.

Пылала счастьем,

если верх взяла!

Печатали о ней

в многотиражке.

Подаренный к Победе

самовар

уже тускнел,

но отражал

лекарства -

участнице войны

последний дар

от Родины -

за долгие мытарства.

Из жизни проводила

трех сестер,

войною покалеченного брата...

Среди зимы

сгорал ее костер,

и отлетало пламя

без возврата...

Глухая ночь

стояла на дворе.

Душа стремилась

к звездам -

удалиться...

Никто не знал

на “Красном Октябре”,

как отошла

его

передовица.